Андрей Завгородний: «Ум тоже надо чистить и вытряхивать из него пыль»

Андрей Завгородний: «Ум тоже надо чистить и вытряхивать из него пыль»

«Зачем?» –  был для него важным вопросом с самого детства. Он редко получал на него ответы, поэтому научился отвечать себе сам. Читать – чтобы узнавать; ходить в школу, чтобы было весело с друзьями; служить в армии, чтобы проверить себя; пить водку, чтобы не выделяться; работать, чтобы получить опыт; жениться, чтобы заботиться. После всех этих этапов «зачем» не заканчивались. И он занялся буддийскими практиками, чтобы ответить на главный вопрос – зачем жизнь и в чем ее смысл, как перестать страдать и обрести счастье. О нынешней моде на медитацию, жизни в буддийском монастыре, взгляде на мир после длительного уединения, обретении своего жизненного фокуса в интервью с буддийским монахом Бхикху Саранасила, до пострига Андреем Завгородним.

Про школьную тусовку, отказ от карьеры функционера и лайтовый вариант армии

– Ваше детство и юность прошли в Днепродзержинске. Какими они были?

– В школе я не очень любил учиться, зато любил читать. Школа была для меня все-таки местом для тусовки, встречи с друзьями. У нас был очень дружный класс, мы вместе много путешествовали. Еще я занимался в туристическом кружке и после 7-го класса мы осенью выезжали на соревнования на левый берег. Это было интересно, когда ты уезжаешь, сам о себе заботишься, сам еду готовишь на костре. Такие бойскауты по сути. Но по факту я был, как все тогда – октябренком, пионером и комсомольцем, даже комсоргом школы.

– Как Вас так угораздило?

– Случайно получилось. Благодаря походам я тесно общался с десятиклассниками, хотя и был младше. Был парень начитанный, мог поддержать разговор. Эти старшие ребята, перед уходом из школы решили назло директору выдвинуть мою кандидатуру на роль комсорга, вместо девочки отличницы. А это начало 90-х – демократия. В итоге большинство проголосовало за меня. Им весело, а мне пришлось целый год как-то отдуваться. Меня даже отправили в лагерь для активных комсомольцев. Там учили, если называть вещи своими именами, как построить карьеру функционера, шаблонной риторике публичных выступлений. И, главное, все всё понимали, но играли в эту игру, а мне было не интересно. Перед окончанием школы мы с моим товарищем написали заявление о выходе из комсомола. Сказано же в уставе, если хочешь, можешь выйти, просто никто этого не делал. У нас был такой протестный настрой. Потом меня в армии пытались снова в комсомол принять. Но не получилось. Я сказал, что уже там был. А когда из армии вернулся, уже и комсомола не было.

– Служба в армии для Вас была опытом или испытанием?

– Я служил на Камчатке на корабле в погранвойсках.  Как раз срок службы только сократили до двух лет. И старослужащие, которые отслужили три года, сказали нам, что выпавший год они нам добавят за три месяца, что еще у них оставались. Поэтому пришлось немного «полетать», как это называлось. Но ничего страшного не было. Может, опять же – повезло. Хотя монахи буддисты верят в карму.

Для меня армия – это опыт, причем, как ни странно, положительный. То есть тебе нужно, находясь вне дома, пройти социализацию в очень непростом мужском сообществе. Сейчас уже думаю, в силу хорошей кармы, у меня это было в лайтовом варианте. Я потом слышал эти страшные истории. На корабле, который рядом с нашим стоял, парень моего возраста – повесился из-за жесткой дедовщины.

 

Андрей Завгородний
В Бирме с монахами из Китая, Малайзии и Бангладеш

Про алкосоциализацию, пилотирование воздушного шара, развод и поиск своего фокуса

– Чем занялись после возвращения с Камчатки?

– Учиться не пошел. Мне казалось, что я уже все знаю и стал жизнь прожигать – пил, с друзьями общался и все такое. Вроде и водку не любил никогда, но пресловутая социализация – не пьешь с нами, значит – не наш. Не хотелось отличаться. А потом как-то пришло понимание бессмысленности какой-то.  Стали всплывать вопросы, которые я часто задавал своим близким в детстве: «Зачем жизнь? Какой в ней смысл?»

Еще когда я учился в школе, отчим как-то принес видеокассету про шаолиньские монастыри, потом самиздатовские книги по гипнозу, аутотренингам, йоге. Уже тогда можно было почитать Карлоса Кастанеду. И как-то все это сложилось у меня тогда после этих запоев, что все-таки есть некая перспектива, есть что-то кроме этой обыденности.  Я понимал, что нужно что-то менять в жизни. И в это время друзья меня позвали в Москву на заработки.

Это была середина девяностых. Я продавал диски, американские машины, работал в фирме, которая занималась энергетическими взаимозачетами – возил деньги в конвертах и пакетах. Еще занимался организацией соревнований по сноуборду и даже поднимался в небо на воздушном шаре. Мой товарищ его купил, чтобы использовать для рекламы, и я научился его пилотировать. Так удалось осуществить детскую мечту, которая у меня была после прочтения Жюля Верна.

А еще познакомился с большим количеством очень разных людей. В автосалон приходили покупатели с полными целлофановыми пакетами денег. Когда летал на воздушном шаре, там была своя тусовка – либо отставные пилоты, которым по-прежнему хотелось в небо, либо бизнесмены – банкиры, владельцы предприятий. Мне было интересно за всеми ними наблюдать. Бабушка мне в детстве всегда говорила, что деньги – это зло, что, когда их много – это не очень морально. Она была так воспитана и меня этому учила. Когда я наблюдал за богатыми людьми, то понимал, что не все они, как говорила бабушка, «спекулянты и сволочи». Тогда же я понял, что деньги – это не моя программа жизни и нужно найти свой фокус и стремиться к нему, направлять на это энергию и силы. Я уже занимался китайской гимнастикой и у меня появился такой крен в сторону внутренних практик, развития ума, концентрации. Из 500 долларов зарплаты у меня 200- уходило на еду и жилье, а остальные я тратил на поездки на разные семинары, фестивали, посвященным интересным мне темам.

– Мы можем поговорить о Вашей семье? Как Вы познакомились с будущей женой?

–  Как-то мы поехали в Белоруссию на фестиваль, где была очень интересная публика – ясновидящие, маги, йоги, астрологи. Это совсем другой пузырь реальности. Туда приезжают люди, которых не интересуют деньги, машины, квартиры. Там говорят о чакрах, целительстве. Вот там я познакомился со своей будущей супругой. Через пару лет у нас родился сын. А через некоторое время мы разошлись. Причиной тому, скорее всего, стало мое нежелание быть социальным добытчиком. И жена не чувствовала уверенности во мне, как в муже, как в человеке, который может заботиться о семье. Это не значит, что я не заботился, но, видимо, не достаточно.  Для меня это было болезненно, у меня была сильная привязанность к ребенку. И сейчас она есть. Я ведь тоже вырос без отца. И считал, что если стану отцом, то у меня все будет по-другому.

В тот период я уже активно занимался медитацией. И благодаря этому мне было легче пережить этот период. Когда семья распадается это травма. Потом много лет мне пришлось это все прорабатывать.

 

Андрей Завгородний: «Ум тоже надо чистить и вытряхивать из него пыль» - ФОТО
В Бирме Учитель Па Аук Саядо дает духовное имя, принявшим постриг монахиням. Кстати, одна из сестер родом из Каменского.

О путешествии по Индии, пирожных с перцем и агрессивных обезьянах

– Как Вы стали буддийским монахом?

– Где-то в середине 2000-х мы с другом уехали в Индию. Планировали жить в медитационных центрах, куда приезжают люди со всего мира. Проживание там бесплатное – 10 дней медитируешь, потом работаешь волонтером. Тебя кормят и у тебя есть крыша над головой. И так можно перемещаться из центра в центр, пока есть виза.

Я уезжал, продлевал визу и возвращался снова. Поначалу я не думал о монастыре. Но жизнь в медитационных центрах – достаточно социальная. Они ориентированы на то, чтобы человек, пройдя курс медитации, возвращался к обычной жизни в социум и рассказывал об этих практиках семье, своему окружению. Как бы ты становишься лучше и идешь делать этот мир лучше. Но когда ты долго медитируешь, ум уже требует более глубокого погружения.  Не у всех так происходит, но у меня было именно так.

В 2008-м году я поехал на Шри-Ланку, где нашел монастырь, в котором захотел остаться, нашел учителя.

– Жизнь в монастыре сильно отличалась от медитационных центров?

–  В центрах живут миряне, там нет религиозной составляющей. Хотя и учат техникам, которые пришли из буддизма. Вы там не встретите алтаря с Буддой. В центры могут приезжать мусульмане, иудеи, православные, атеисты. Буддийская медитация – это дисциплина ума. Есть техники для тела – мы каждое утро чистим зубы, делаем зарядку, но про ум почему-то никто не думает, но его точно также надо чистить, вытряхивать пыль, брызгать водичкой, чтобы хорошо себя чувствовал.

Монастырь – это совсем другой культурный слой. Другая дисциплина. Много разных религиозных активностей. Я к этому не был готов и какое-то время не воспринимал. Все приходило постепенно. Я был воспитан в атеистической среде и не верил в бога, у меня не было привязки к какой-либо религии. В буддизме же не говорится об отсутствии бога, наоборот. У них есть своя мифологическая система. И это можно принять на веру, а можно не принимать. Но если ты отказываешься, тогда часть аутентичных практик, которые есть в буддизме, ты выполнять не сможешь, потому что у тебя будет психологический блок. В итоге, ты не сможешь продвинуться в познании своего ума и в наблюдениях за ним. Это как наука, поэтому ничего выбросить не получается. Просто каждый доходит до чего-то своего. У кого-то ум стал спокойней, человек уже не бесится и ему нормально. Он говорит мне все эти ваши боги не нужны. А когда монахи медитируют, там есть разные уровни глубины концентрации.

В монастырь принимают всех желающих?

– Раньше было так, но сейчас произошли изменения. Как-то я был свидетелем, как после медитации у одного молодого американца просто вскипел мозг. Нескольким монахам пришлось ловить его и привязывать к стулу, а потом вызывать психиатрическую бригаду. Это бывает не часто. Когда связались с его родителями, оказалось, что он страдал шизофренией, у него три личности было в голове, неоднократно проходил курс лечения. В итоге за ним приехали родители.

Если человек себя адекватно ведет, ему разрешают остаться, но за ним наблюдают. Монастырь не место для людей с проблемами, поскольку условия жизни и практики – тяжелые. Они не похожи на жизнь в городе, в европейском, тем более. Как с этим жить – ты постигаешь со временем. Главное правило – это внимательность и осознанность. Монастырь, где я жил, находился в джунглях, а это опасное место – скорпионы, змеи, сколопендры. Обезьяны альфа-самцы могут броситься на тебя, если ты не так посмотрел. Нужно показать силу, взять палку и замахнуться. Они достаточно страшно скалятся, но их можно прикормить, что я и делал.

– Вы жили в разных монастырях?

– После четырех с половиной лет жизни в монастыре на Шри-Ланке, я уехал в Бирму (Мьянму). На Шри-Ланке очень острая еда и у меня желудок ее не воспринимал. Еще климат очень жаркий и влажный, как в сауне. Когда ты долго там находишься в организме сбиваются какие-то настройки – тепло-холод. С едой тоже сложно варьировать, монахи ведь едят только то, что им дают. И потом это культура, ланкийцы все едят с перцем. Они даже детям пирожные перцем посыпают, чтобы их с детства приучать.

В Бирме другой климат и еда не такая острая. Это все-таки континент и монастырь, где я жил, находится в предгорьях – 800 метров над уровнем моря, температура может опускаться до +5, а на Шри-Ланке в самые морозы это +16 ночью.

Андрей Завгородний: «Ум тоже надо чистить и вытряхивать из него пыль» - ФОТО
С визитом в Харькове

Об ограниченном круге общения и спасении мира от катастроф

– Каким Вы увидели мир после жизни в монастыре?

– Впервые я вернулся через три года после пребывания в монастыре, уже в статусе монаха. Я спокойно чувствую себя в толпе, в аэропорту, находясь в своем потоке, который уже невозможно забить какими-то внешними проявлениями. В самолете летели какие-то пьяные туристы, которые все время кричали на своих детей, потом мужчины выясняли отношения, кто на кого не так посмотрел. Я уже не был вовлечен в эти процессы, а просто мог отстраненно наблюдать, как ум реагирует.

– Как на Ваш необычный внешний вид реагируют люди на улице?

– Я надеваю буддийскую робу дома или на какие-то официальные встречи. А так я хожу в обычной одежде – шифруюсь (смеется). Люди не всегда адекватно реагируют, особенно в небольших городах. Не хочу никого провоцировать. В больших городах уже к разным персонажам привыкли, поэтому реакция спокойная. Иногда за кришнаита принимают.

– Кто сегодня входит в круг Вашего общения здесь?

– Раньше в моем окружении были люди, с которыми я общался из вежливости, сейчас для меня это неприемлемо. Если людям не интересно то, чем я занимаюсь, то нам говорить особо не о чем – я не пью, не курю, о женщинах не говорю, о политике тоже. Большинство обычных вещей меня не интересует.

Я нахожусь здесь благодаря людям, которые разделяют мои интересы. В Украине же нет буддийских монастырей или центров. Монахи живут на подаяние. И человек подающий развивает в себе щедрость. Моя мама, хотя и не интересуется буддизмом, но она меня кормит, и сама не подозревает, какую себе делает хорошую карму.

Я много общаюсь с людьми, которых интересуют буддийские техники, мой опыт. В нашем городе есть такие люди, иногда езжу с визитами по Украине, по интернету мне пишут со всего мира.

– Сейчас очень распространено мнение о том, что глобальные катастрофы в виде изменений климата, войн, пандемии, обрушившихся на планету – это не что иное, как реакция на жизнь и поступки людей, превратившихся в общество потребления. Как Вы к этому относитесь?

– Для меня это очевидный факт. Человечество своей жизнедеятельностью очень вредно влияет на планету. Когда не было таких технологий, которые существуют сейчас – это не было так заметно. Недавно один буддийский монах, который раньше работал на рыбацком судне в Индонезии, рассказал, что рыбы в океане уже практически не осталось. Океан не успевает восстанавливаться, чему способствуют новые технологии, которые активно внедряются в том числе при отлове рыбы. В буддизме есть такой концепт – причинно-следственная связь. То есть нет бога, творца, который за что-то наказывает, но есть простой закон. Каждый человек несет как личную, так и коллективную ответственность за поступки, которые он совершает. И это может затронуть несколько поколений.

– Что, по-Вашему, каждый человек может сделать?

– Согласно буддийскому учению, есть три основных загрязнения – это гнев, жадность и невежество, и они лечатся соответственно добротой, щедростью и развитием мудрости. Сейчас информации много, но люди выбирают ту, которую им воспринимать комфортней, когда можно переложить ответственность на кого-то. Отсюда – невежество. Изменения возможны, когда человек начнет думать не только о себе, но и о благе сообщества. Есть два варианта развития событий – сознание человека меняется, когда он лично соприкасается с катастрофой или, когда он решает, что так жить нельзя, нужно развивать свой ум, чтобы оценить настоящую реальность.

– От каких качеств, состояний Вам хотелось бы избавиться в самом себе?

– Чтобы достичь нирваны (ниббаны) – ультимативной цели почти каждого буддиста, нужно постепенно очищать свой ум от загрязнений. Этого нельзя сделать только размышлениями.  Это можно сделать с помощью медитации, концентрации ума. Во мне еще много невежества, лени. Я, конечно, совершенствуюсь с каждым годом, но еще есть куда расти.

– Вы планируете вернуться в монастырь?                            

– В Бирме недавно произошел военный переворот, и до 2024 въезд туда закрыт. Я планирую поехать в монастырь, но где он будет пока не знаю.

Автор идеи интервью Александра Чуринова